воскресенье, 16 декабря 2018
Название: Под сводами
Автор: alhajiaФандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский, Артемий Бурах, Клара, Ева Ян
Размер: мини, 2146 слов
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Все концовки глазами Евы Ян.
Предупреждения: смерть персонажей, ООС
Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора
Примечания автора: Осторожно! Хэдканоны ходят стаями, и ООС в предупреждениях не для красоты проставлен.
fin_beda— …Я отказываюсь от выбора. Я не буду решать судьбу этого города и предъявлять вам свои аргументы.
Ева не хочет знать, кто произнес роковые слова, но чувствует, как взревывает и содрогается земля под Собором. Те, кто стоят внизу, тоже это замечают, на миг повисшая тишина взрывается криками, руганью, взаимными обвинениями и обещаниями превратить в развалины все — от Боен, проклятого рассадника инфекции, до застрявшего костью в глотке Боос Туроха Многогранника. Поздно.
Они расходятся, кто куда, Еве безразлично. Ева смотрит вслед только одному — Даниилу. Он уходит в ночь, сломленный, потерянный, не разбирая пути.
Назавтра у станции мятежники расстреливают и опального Инквизитора, и собственного бывшего полководца. В тот же день девочка-самозванка возвращается в Степь.
На восемнадцатый день крысы доносят на хвостах весть о том, что зараза вошла в Бойни.
На двадцать шестой день Мария поджигает себя вместе с Горнами, заколотив двери изнутри. Еве это почему-то кажется справедливым.
На тридцатый день темно-багряные пятна подступают к подножию Многогранника. Песчаная Язва рвется наверх, лижет ступени десятком языков, оставляя жирные следы — и откатывается волной, не в силах совладать с чудесной постройкой.
Ева знает, что внутри стеклянной башни несколько сотен детей — не успели вывести до совета. А после — не до того стало.
Из Многогранника не выходит никто.
Под вечер земля под Собором отзывается далекой пульсирующей дрожью, словно в нее опустили еще живое сердце. И в догорающем над Степью закате Ева видит пролитую кровь.
К ночи Собор покрывает кровавая плесень — почти до крыши, Еву пронизывают словно бы отголоски давнишней боли, но Ева не боится — у нее больше нет живого тела, болезни теперь до нее не добраться, ведь каменным стенам все равно. Через сутки ее обиталище очищается от следов Песчаной Язвы — и Ева впервые за все эти дни смеется, переливисто, звонко, взахлеб.
Ее смех обрывается, когда в распахнутых дверях, пошатываясь и заходясь в надсадном кашле, появляется Даниил — страшно, в желтизну бледный; плащ изодран и сплошь в кровавой корке, сзади чудовищным хвостом волочится перемазанная глиной драпировка.
Он останавливается посередине зала, запрокидывает голову, отыскивая потухшим взглядом светлую фигуру Евы на балюстраде — но смотрит выше и левее, будто не хочет встречаться с ней глазами.
— Бурах отдал себя земле, — без предисловий сообщает Даниил — а голос сорван, как от долгого крика. — Напрасно все. Мы не смогли. Он не знал. Мы были последние… мы последние, Ева!
Ева не знает, что ему ответить.
— Видишь? Вот цена моей ошибки, Ева, — совсем тихо говорит он и продолжает смотреть куда-то мимо нее.
Потом медленно поворачивается, тяжело опирается на лавку, бледнеет так, что Еве кажется — сейчас упадет, но невероятным усилием выпрямляется и на негнущихся ногах бредет к выходу.
Ева с грохотом захлопывает двери — останься, не исчезай, побудь еще со мной, здесь и на двоих хватит места!.. В последнем Ева совсем не уверена, но отчего-то ей хочется так думать.
— Не надо, Ева… отпусти… — он неловко гладит стену дрожащими пальцами, и, если бы у Евы еще оставалось сердце, сейчас бы оно точно разорвалось.
Она никогда не смогла бы отказать Даниилу. И теперь не может.
Он с искренней благодарностью улыбается Еве — пересохшие губы трескаются и кровоточат — и уходит навстречу солнцу, встающему над изъеденным болезнью Городом.
И больше не возвращается.
Ева остается одна.
Не совсем, если честно. Всего-то через реку — несколько сотен детских душ пойманы в зеркальную ловушку. Время в Гранях не идет, и впереди у них практически вечность — по крайней мере, если не рухнет стеклянная башня.
И не Ева стала душой Собора, а Собор стал ее плотью. Теперь она впечатана в его серые стены — до тех пор, пока время не источит эти камни.
Ее чудо удалось в полной мере. Чудо Стаматиных — тоже. Жаль только, что некому ими теперь любоваться.
* * *
fin_termit— …Мы снесем Башню. Из развороченной скважины потечет кровь. Этого будет довольно.
…
— …Что же — действуй. Пушки заговорят без десяти минут двенадцать. Уведите детей к десяти.
Бурах прямо-таки сияет — его настолько распирает от чувств, что он, кажется Еве, готов броситься обнимать всех подряд — Блока, благосклонно улыбающуюся Аглаю Лилич, оцепеневшего Даниила, насупленную Клару, раздраженно переглядывающихся Марию с Капеллой, даже, наверное, и Еву, если бы она решилась ему показаться.
Ева тоже чувствует странное облегчение — словно секунду назад она снова замерла над пропастью, а этот страшный, жарко пахнущий кровью и землей человек оттащил ее от края. И правда, умирать дважды за одну неделю — как-то чересчур.
— Благодарю за сотрудничество, — Данковский со стылым равнодушием на лице степенно кивает Бураху и Кларе. — Было очень… познавательно.
— Ты ведь понимаешь, что это единственный разумный выход, ойнон? — Бурах говорит торжествующе и уверенно, но, вместе с тем, немного… виновато, что ли?
— Нет. Но не мне вас судить, — Данковский чуть улыбается — только уголками губ, крайне неприятно. — У вас для этого инквизитор есть.
— Подумай, сколько жизней будет спасено, — теперь Ева понимает, что Бурах вовсе не пытается постфактум доказать ему свою правоту, просто никак не может смириться с тем, что кому-то рядом настолько плохо — и со всей бесхитростностью хирурга старается поскорее вскрыть нарыв. — Ты и сам стремишься…
— Не рекомендую более развивать эту тему.
Перед тем, как покинуть Собор, Даниил полуоборачивается, встречается взглядом с Евой — и подернувшая темные глаза изморозь чуть подтаивает. Но в скованной походке, в принужденно выпрямленной спине столько звенящего отчаяния, что Еве становится жутко до визга.
Больше всего Ева боится — так боится, что дребезжат витражи и штукатурка идет трещинами — Даниил не выдержит, придет до полуночи к своему уже утраченному чуду — и будет погребен под массой стекла, металла и шабнак знает чего еще.
Бакалавр Данковский оказывается гораздо благоразумнее, чем представлялось Еве.
Он приходит к останкам Многогранника, когда уже отгремел пушечный залп, осела стеклянная пыль и даже утих летящий над землей исступленный вопль, услышанный разве что Евой и, вероятно, Лаской — как если бы постройка была живой и без участия Каиных: тогда Ева вдруг вспоминает бормотание Петра Стаматина, ранее списанное ею на твириновый дурман, и думает, что за такое было бы не жаль умереть и трижды.
Воды Горхона пока чисты — глубокая воронка на месте размолотой снарядом каменной площадки наполняется подземной кровью медленно, словно нехотя. Даниил предусмотрительно обходит ее по широкой дуге — света от луны и фонарей у Собора вряд ли достаточно, чтобы брести вдоль усеянного обломками и осыпающегося края.
Под его нетвердыми шагами тонко звенит стекло. Пронзительный звук плывет в горьковатом воздухе Степи — и Еве хочется кричать от неизъяснимой щемящей тоски.
Даниил тяжело опускается на колени, рискуя искромсать стеклом ноги, и подбирает осколок сложной формы, отдаленно напоминающий звезду.
Ева не знает, чем ему так приглянулся именно этот.
Кровь с изрезанных пальцев багрянит остро сияющие в лунном свете края. Даниил чуть ли не баюкает осколок в ладонях, будто видит в нем нечто запредельное, недоступное человеческому восприятию.
Ева видит только битое стекло.
* * *
fin_utopСтеклянная башня поет на ветру.
Еву едва не разрывает изнутри от невероятного, всеобъемлющего восторга. Она вдруг понимает, что подлинное ощущение полета испытывает лишь сейчас.
Голос Даниила завораживает. Ева не вслушивается в слова, только в интонации, в которые вплетается торжествующее пение Многогранника, — и ей кажется, что прямо здесь, на ее глазах, творится истинное чудо. Ведь Даниил из тех, кто бросает вызов судьбе, неизбежности, самим небесам — и побеждает.
Если только не оступится раньше…
— Пусть Поселение будет разрушено. Но Многогранник можно не трогать.
Боль от удара о плиты Собора и близко не стояла рядом с ощущением от моментального яростного рывка, сдернувшего Еву из ее надзвездных сфер в гулкую полутьму под каменными сводами. И закончилась она тогда гораздо быстрее…
— …Перепахайте снарядами каждую пядь этой земли, выворотите из нее камни, расколите ее трещинами, чтобы никто больше не поселился на этой земле…
Ева совершенно не разбирается в бактериях, эпидемическом процессе и борьбе с инфекцией. Еще меньше она знает о закономерностях и равновесии, но все же… Ева чувствует фальшь.
— …Значит, быть по сему.
Мария в радостном азарте слегка подается вперед — и Ева почти видит окутавшую ее пылающую силу. Алая Хозяйка вновь явилась в мир.
Капелла всем своим небольшим весом виснет на Бурахе, мешая ему поднять руки, сдвинуться с места — усилия, в общем-то, излишние. Он и так едва держится на ногах — разом поникший, ослабевший, будто раненый под сердце бык.
Даниил стоит посередине, ликующий и, как прежде, великолепный в своем неистовстве. Но Ева видит отчетливо: что-то в нем непоправимо изменилось — словно прозрачная стена опустилась где-то внутри.
Гнев Инквизитора отразился и преломился в нем, излившись на пораженный болезнью город. Может быть, Даниил и не сошел со своего пути — но определенно утратил что-то бесценное.
Он сам теперь — чудо, пойманное в стеклянную ловушку.
— Пойдем отсюда… пойдем, пожалуйста! — в густой тишине звенит жалобный голос Капеллы. — Скорее, надо забрать… — она всхлипывает и замолкает ненадолго, но упрямо продолжает тянуть Бураха за рукав. — Артемий! Только не молчи, прошу…
Еве плохо и больно. Не за себя — за всех.
Стеклянная башня снова поет. Тихо, тоскливо, будто оплакивая обреченный город. И умолкает за десять минут до полуночи.
Каждый залп отдается в земле мучительной судорогой — раньше, чем грохот взрывов докатывается до Собора. Все ближе и ближе… Страшные, погибельные запахи пороха, раскаленного масла и горячего металла гонят прочь терпкий аромат степных трав.
Ева невольно вскрикивает от боли и ужаса, когда ударная волна вышибает витражи. Земля вздрагивает со страдальческим стоном — совсем рядом. Потолок вмиг покрывается затейливой вязью трещин.
Когда один снаряд проламывает крышу, а еще два превращают несущие стены в груду обломков, Ева все еще надеется увидеть иные миры.
Напрасно.
Нет там ничего.
* * *
fin_smiren— …Не нужно ничего разрушать. Можно обойтись без стрельбы и сохранить этот мир таким, какой он есть.
Звучит очень славно. В самом деле, Ева не понимает, почему оба — и Даниил, и этот ужасный Бурах — смотрят на девочку-самозванку с неприкрытым неодобрением. Инквизитор и новоявленная Алая Хозяйка вообще излучают чистейшую концентрированную ненависть — и родство их теперь становится предельно заметным. Да и сама Клара вовсе не выглядит уверенной в своих словах — будто читает плохо заученный текст по бумажке.
— …Я объявляю, что отныне только добрая воля, любовь и самоотверженность будут от раза к разу держать бытие этого маленького мирка. Ты хочешь знать, как я это сделаю?
— …Я провозглашаю, что решение принято. Совет завершен.
Еве хорошо и спокойно. Все это значит, что ее жертва не была напрасной. Чудо случилось.
Навесив на лицо отстраненную улыбку, Клара торопливо направляется к выходу, стараясь не срываться на бег.
Выйти из Собора она успевает, но не спуститься со ступеней — Бурах легко, в три размашистых шага обгоняет ее и преграждает путь, упираясь ладонью в стену.
— Оставь меня, Потрошитель.
— Подвесила на свои крючья весь город — и довольна?
— Знал бы ты, какой ценой далось мне это решение…
— Ты кормишь с рук болезнь и думаешь, что приручила ее? Рано или поздно она отхватит тебе пальцы.
— Ты так говоришь, будто я кормлю ее твоей плотью, — Клара зябко обхватывает себя руками, глядя в землю. На ее лице Ева ясно видит смятение и страх, которые так не вяжутся с бесстрастным ровным голосом.
— Это мой город! И я в ответе за каждую жизнь! Я не уступлю тебе ни одной!
— Скажи это всем, кого ты не спас, — Клара вдруг поднимает взгляд — страшный, пустой. И ждет.
Еве становится до одури жутко. Казалось бы, в ее теперешнем состоянии нечего бояться, но сейчас Ева чувствует себя донельзя эфемерной и очень-очень уязвимой.
Она с силой захлопывает створчатые двери, едва не задев выходящего Даниила. Чтобы удержать равновесие, ему приходится податься вперед и шагнуть прямо под скрещенные взгляды Бураха и Клары.
— Я… мы крайне признательны тебе, Клара, — Даниил светло, даже почти искренне улыбается ей и, давая понять, что разговор на этом окончен, непринужденным движением разворачивается к Бураху. — Найдется немного времени? Я хотел бы обсудить нашу ситуацию перед отъездом.
И твердым шагом пересекает площадь перед Собором, ничуть не сомневаясь, что Бурах последует за ним. Небезосновательно.
Когда под сводами Собора сгущается темнота, Ева замечает легкую тень внизу. Самозванка Клара. Как она проникла внутрь, Ева не знает. И, пожалуй, не хочет знать.
Клара поднимается на второй этаж, невесомой походкой скользит к балюстраде и садится на самый край, свесив ноги в пустоту.
— Ты тоже считаешь мое решение неправильным, Ева? — голос у нее совсем тихий и какой-то безнадежный.
Ева молчит. Пусть Клара и знает о ее присутствии, но Ева не желает показываться никому, кроме Даниила.
— Знаешь, не могу тебя винить, — Клара рассеянно дотрагивается до каменных плит. — Мне ведь только полководец поверил. И теперь мне кажется, что напрасно. Да, совершенно напрасно. Я же не святая, как он считает.
Тебе и не нужно ею быть, думает Ева. Для настоящих чудес это несущественно, я точно знаю.
— В том-то и дело, что я не способна на истинные чудеса, — горько шепчет Клара. — Я слишком долго слушала других, а не себя.
И это тоже неважно. Ты удержишь город, соединив руки с остальными Хозяйками — пусть не навечно, но сохранив это хрупкое и такое прекрасное равновесие. И я помогу тебе сберечь то, что на самом деле имеет значение.
Это был свободный выбор.
@темы:
Мор (Утопия),
Фанфикшн