Название: Связывающий линии
Автор:  alhajia
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский, Артемий Бурах
Размер: мини, 1250 слов
Категория: джен
Жанр: ангст, пропущенная сцена
Рейтинг: G
Краткое содержание: "Если тебя не будет, кто же одолеет смерть?"
Предупреждения: ООС
Дополнительно: Fix-it-история к одной из концовок "Мор (Утопия): У Мраморного гнезда". Спойлеры к ней же. Дети оттуда же.
Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора

++++++Бурах почти уверен — ему удалось создать снадобье с необходимыми свойствами. Рукой подать до победы — если подтвердится.
Окрыленный успехом, он сворачивает к знакомому дому — и застывает перед входом. На двери чья-то неумелая рука вычертила мелом предупреждающий знак, хорошо заметный в свете фонарей. И сюда добралась Песчаная Язва?

Дверь заперта и на удар плечом не поддается. Внутри слышится какая-то возня, грохот, и следом — срывающийся мальчишеский голос:
— Уходите, сюда нельзя! Этот дом заражен!

— Немедленно впустите! Я сын Исидора Бураха!

Имя отца все еще способно открывать двери, с горечью усмехается про себя Артемий, когда лязгает засов, и в щели шириной с волос мелькает неясная тень.

— И правда… ну, раз заразы не боишься, заходи, может, поможешь чем, — по голосу он наконец узнает Спичку.
Тот отступает на полшага, впуская Бураха, и снова с шумом запирает дверь.

— Откуда зараза? Кто? — хотя ответ вполне очевиден.

— Доктор Данковский. Жалко будет очень… Он так старался, так хотел нам помочь… Это ведь и вовсе плохо, да? Тебе одному стократ тяжелее, — тараторит Спичка, пока Бурах, перешагивая через две ступени, поднимается на второй этаж. — Тут наверху еще Белка и Соня, мы уж решили остаться…

— Вы все здесь как оказались-то? Разве не было сказано по домам сидеть?

— Мы его на мосту встретили, — покаянно говорит Спичка. — Еще засветло. Шел с Почки, чуть не падал. А как добрались, совсем худо стало… не бросать же, правда? А заразимся — значит, так тому и быть.

Наверху мальчишка с недовольным лицом — Соня? — яростно отжимает полотенце в миску.

— Ну вот, — фыркает он, — теперь нас будет пятеро. Ну да это ненадолго.

Плотные шторы опущены, газ в рожке прикручен наполовину, и когда дверь на лестницу со стуком закрывается, Бураху на одно краткое мгновение кажется, что эта полутемная комната — единственное, что осталось в мире.

Артемий усилием воли стряхивает липнущую к голове тяжесть и поворачивается к кровати как раз, чтобы увидеть, как девочка — та самая Белка? — пытается приладиться с зажатыми между пальцев рыболовными крючками к изголовью.

— О, как я рада, что ты пришел! — она поднимает голову и широко улыбается Бураху. — Ты ведь сможешь…

Бурах молча отодвигает ее, не дожидаясь продолжения, и склоняется над постелью. В тусклом освещении лицо Данковского выглядит совсем восковым, а исходящий от кожи жар — такой, что можно почувствовать на расстоянии, белки глаз сплошь в красных прожилках и частый, срывающийся пульс уверенности в положительном исходе ни капельки не добавляют. Внутри всё сводит от досады. Опытный образец сыворотки неприятно оттягивает карман — Артемий ведь шел сюда изучить полученный состав, а не проводить испытания! Не в таких условиях… Мальчишка, пожалуй, прав — более сокрушительный удар по обороне зараза могла нанести, только прихватив для компании еще и самого Бураха. Невольно задумаешься о том, чтобы оставлять записи…

— Да не слушай ее! Белка, я же просил не трогать…

— Ой, какой ты глупый, Спичка! Глупый и безжалостный. Он ведь мучается… тебе разве нравится смотреть, как он страдает? Или, — она вздергивает брови, изображая ужас, — ты решил наблюдать болезнь до самого конца? Да ты совсем заигрался…

— Это ты глупая! Придумала же затею с орехами…

— А чем тебе орехи не угодили? — Белка запускает руку в карман платья и достает целую пригоршню. Протягивает Бураху с той же радостной улыбкой, от которой гадко царапает в груди. — Гляди, правда, замечательные? Какой тебе больше нравится — выберешь, а? Они все хорошие, просто мне интересно мнение знающего линии…

— Заткни-ись!

Бурах едва успевает поймать на лету брошенную в голову девочке железную миску — всю воду Спичка успешно расплескал на себя.

Белка отшатывается в угол, но орехи не роняет, а накрепко прижимает руку к груди. Ну, хотя бы улыбаться перестала.

— А ну тихо, — Бурах говорит почти спокойно и вполголоса, но дети отлично улавливают в его тоне угрозу. Белка сжимается в углу, и глаза ее не горят прежним яростным пылом. Спичка аккуратно вынимает из пальцев Бураха пустую миску и бочком-бочком утаскивает ее куда-то.

Бурах слушает.
Воет, стонет земля, сплетаются и рвутся невидимые связи. Неохватное, прадавнее, буйное прорастает стеблями. Шелестит Степь, что-то стеклянно звенит в воздухе.
Бурах слушает — и не слышит.

— Молчит… Жутко очень… уж лучше бы кричал да бредил… — глухо говорит Спичка где-то за спиной — Артемий сейчас не совсем четко ощущает пространство и направления. — Почему так?

— Одно из двух, — без уточнения вариантов пожимает плечами Бурах и фокусирует взгляд на Данковском.

Лежащем без движения и со светлой полуулыбкой на запекшихся губах.

Безмятежность на изжелта бледном лице выглядит странно и страшно. С нехорошей тяжестью на душе Бурах касается шеи Данковского, чтобы проверить пульс — и ловит только несколько угасающих толчков. Дальше — ничего.

Одним рывком Бурах стаскивает Данковского с кровати, немилосердно приложив спиной об пол. Столичная наука пошла впрок — он действует почти автоматически: открыть дыхательные пути, руки на середину грудной клетки, пятнадцать компрессий на два выдоха…

— Он ведь болен… заразишься! — издевательским тоном предупреждает из своего угла Белка.

— Значит, заражусь! — отмахивается Бурах и выдыхает воздух в сухие горячие губы, не озаботившись никакой защитой.

Какими бы непримиримыми не угрожали стать их разногласия в отношении Города, бакалавр Данковский — хороший человек, и никак не заслуживает смерти. Особенно — такой несправедливой.

Во рту горько и кисло, то ли от проникшей-таки в нутро Песчанки, то ли от дурных мыслей. Артемий вскидывает голову — чудятся ему по стенам клювастые тени. Тошно становится до ужаса — раньше Бурах считал, что не боится умереть, если вдруг придется во исполнение долга. Ледяная жуть, расползающаяся вдоль позвоночника и туманящая сознание, намекает на иное — любая, абсолютно любая живая тварь боится, и он, гаруспик Артемий Бурах — не исключение.
Не время сейчас об этом думать, совсем не время!

— Давай, ойнон, возвращайся.

Плечи и спину сводит от напряжения, едкий пот заливает глаза, а Бурах прикидывает, что если не переломы, то пара трещин в ребрах Данковскому точно обеспечены.

Тяжелый удар колокола за Собором отдается дребезжанием в висках. Полночь.

После очередного выдоха Бурах подается вперед и шепчет так, чтоб услышал — он до пронзительной ясности уверен, что услышит — только Данковский:

— Если тебя не будет, кто же одолеет смерть?

И продолжает, почти не чувствуя рук. Секунды свиваются в плотный клубок, и совсем скоро Бураху кажется, что миновала уже целая вечность — хотя он прошел только пять циклов. Скверное дребезжание в голове всё усиливается, и, наклоняясь для следующего выдоха, Артемий думает об одном — только не свалиться бы рядом…

Данковский хрипло, рвано вдыхает, вскидывается и неловко валится обратно. Глаза открыты, взгляд совершенно бессмысленный и пустой. Бурах осторожно укладывает его на бок, не убирая руку с сонной артерии — пульс немного учащенный, но вполне ровный и хорошего наполнения; дыхание тоже постепенно выравнивается.

Работа еще не закончена. Выждав для верности пару минут, Артемий бережно приподнимает Данковскому голову, пристраивает на свою согнутую руку, продолжая контролировать пульс. Наталкивается на уже вполне осознанный, очень внимательный взгляд, в котором читается откровенное удивление. Когда оно пропадает, сменяясь горячечной поволокой, Данковский беззвучно произносит что-то — хочется верить, что не проклятия в адрес рода Бурахов — и бессильно откидывается на руки Артемия.

Бурах легонько встряхивает его за плечи, прогоняя из темных глаз обморочную муть.

— Погоди, не отключайся, — он подносит к приоткрытым губам Данковского непрозрачную склянку необычной формы. — Ты ведь хотел испытать панацею, правда? Пользуйся случаем, — и точным движением вливает почти половину. Должно хватить.

Лучше бы в вену — так расход сыворотки наверняка был бы заметно меньше, но совсем не хочется устроить Данковскому дополнительное заражение крови из-за недостаточной очистки препарата. А с таким-то оборудованием — сколько лет уж не чинено? — Артемий не может ни за что поручиться.